Панюков Дмитрий Владимирович
Председатель Совета Русского Кооперативного Общества
Председатель Совета Центрального союза
потребительских обществ МЕЖРЕГИОНРЕСУРС

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

В сети становится популярной теория о виртуальности нашего мира – дескать, мы живём в компьютерной игре: где есть «игроки», там реальность отрисовывается максимально подробно, а где никого, там «картинка» не обрабатывается. А зачем? Смотреть-то некому. Не станем обсуждать столь смелую гипотезу, но мысль о бессмысленности существования пространства без человека достойна быть замеченной. Мы гордимся, что занимаем 1/6 часть суши. Но беда, что именно занимаем. Не развиваем, не осваиваем. Занимаем. Потому и начинаем освобождать, сжимаясь к столичным регионам. Отступаем под натиском собственной недальновидности, бездумного следования мировым тенденциям. Однако тенденции эти не столь самоочевидны, как может показаться. Только два примера:

Все мы слышали о глобализации, как объективном процессе эволюции системы международных отношений. Однако, что нам известно о политике регионализма и процессах регионализации, определяющих, по сути, современное устройство Евросоюза? Многие ли знают об Ассамблее европейских регионов, Комитете регионов, инициативе INTERREG?

Мы думаем, что финансово-банковская система РФ организована по «западному образцу», в соответствии с директивами наднациональных институтов. Нам говорят, что консолидация банковского сектора – также объективный процесс, ключевой инструмент оздоровления рынка. Поэтому – консолидируемся, «как там» … Но так ли там? В России 560 банков, в Германии – 36 тыс., среди которых коммерческих менее 28%, остальные – кооперативные: кредитные союзы, сберегательные и строительные кассы, кооперативные банки. В США, по данным Ассоциации ICBA, 99,5% банков – это банки сообществ (CDB и CDFI). Так что «там» – не так. Там местные кооперативные банки заняты направлением местных денег на развитие территорий, сообществ. У нас же «системные» банки заняты выкачиванием средств из регионов и муниципалитетов, для переброски в центры генерации максимальной прибыли. В своих интересах, разумеется. Всё, как учили…

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

То есть, да, мы действуем по «западному образцу», но по образцу, предложенному нам, а себе Запад почему-то взял другую модель. Модель заботы о своих территориях и их населении, через его объединение в местные сообщества, через предоставление им правовых, политических и финансовых инструментов развития. Отсюда, бессмысленно высчитывать малопонятные широкой аудитории показатели, якобы демонстрирующие насколько наша экономика отлична от «передовых», и где её надо «подтянуть». Эти системы различны в корне, в своих сущностях и целях, и арифметические сопоставления тут не особо продуктивны.

Современный Запад активно разворачивается в сторону идей совместной и распределённой экономик, в манифестах политических партий вновь читаются идеи дистрибутизма. Экономисты выводят концепции преобразующего инвестирования, децентрализованного горизонтального планирования. Развиваются технологии умного производства, «медленного» дизайна. Социологи вновь увлечены идеями антиконсьюмеризма и энафизма. Многие годы определяющая мировую повестку в рамках ООН концепция Гармоничного развития1 основана на подходах, во многом впрямую противоречащих столь уже привычному нам глобализму.

Для целей социально-экономического развития многих государств, в первую очередь – мировых лидеров, задающих «правила игры», и наиболее отсталых, объективно нуждающихся в ускоренном росте, глобализация может создавать ощутимые преимущества, такие как рост эффективности производства, отраслевая специализация, экономическая и культурная интеграция, унификация законов и стандартов. Для России же, с её бескрайними, относительно малонаселёнными просторами, многонациональным демографическим составом, либеральная модель глобализации, основывающаяся на экономическом редукционизме и центризме, создаёт серьёзные риски:

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

неконтролируемый отток с территорий в центральные агломерации кадров, денег и ресурсов;

опасный дисбаланс между людьми и регионами уровней доходов, качества жизни, инвестиционной привлекательности;

необъективность централизованного управления в силу высокой сложности и многоступенчатости иерархий прохождения и консолидации информации «снизу», передачи и распределения сигналов управления «сверху»;

повсеместное целеполагание добычи максимальной прибыли вне зависимости от задач обеспечения достойного уровня жизни, социальной стабильности, освоения и развития территорий.

В силу сказанного, задачи балансировки негативных эффектов глобализации становятся для России острейшими. Не уделяя должного внимания этим проблемам, не проводя многофакторного анализа, не прогнозируя и не планируя целостную региональную политику на 50-100 лет вперёд, мы рискуем просто утратить суверенный контроль над территориями, стратегическими инфраструктурами, социальной ситуацией. Ресурсы будут и дальше сливаться в крупные агломерации и спекулятивные сектора, из земли будет извлекаться сиюминутная рента. Стимулов, побуждающих к долгосрочному развитию, заботе о земле, экологии, территориях, естественным образом не появится. Долгосрочные частные инвестиции будут сокращаться. Всё это проявляется уже сейчас. Далее, будут лишь обостряться вопросы межнациональных отношений, социального обеспечения, обороноспособности, противодействия экстремизму – когда у человека нет понятия «дом», он начинает жить сиюминутными интересами получения доходов, поиска «тёплых мест» на глобальной карте. Всё больше проникая в умы, как «нормальные явления», тенденции и идолы глобализма начинают напрямую угрожать интересам нашего народа и государства, их субъектности, целостности и единству.

Населению России необходимо дать крепкие и комфортные для жизни Дома, в полном смысле этого слова. Для будущих побед нам необходим крепкий тыл: сильные регионы, здоровое, обеспеченное и сплочённое население: укоренённые на своей земле, заинтересованные в её развитии, крепкие, ответственные хозяева. Это – задача №1 для целей внутренней политики современной России.

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

Современная, ориентированная на крупный бизнес вертикаль экономического управления, действуя преимущественно однонаправленно, сверху-вниз, по отраслевому принципу, оказывается неспособной предоставить регионам надлежащий уровень самостоятельности и поддержки, а на местном уровне – неспособной совершенно. Сложность межведомственных отношений делает процессы необъективными и малоэффективными. Минрегионразвития упразднено. Фактически, у государства сегодня нет институтов, впрямую ответственных за интересы территорий, малых городов, малого предпринимательства.

В то же время, в специфических климатогеографических и культурно-национальных условиях России, с учётом степени распределённости социально-экономических систем, для качественного управления процессами регионализации, потребуется создание связного комплекса межрегионального и межотраслевого планирования, мониторинга, информационного обмена. Причём, с высочайшим уровнем достоверности, детализации, прозрачности на всех уровнях планирования и контроля. Очевидно, создание такой управляющей структуры требует колоссальных затрат, а бюджет РФ переживает сегодня не лучшие времена…

Однако, мировой и отечественный опыт явственно говорит, что решение региональных задач оказывается возможным и методами децентрализованного управления, без значительных бюджетных вливаний, через организацию саморегулируемых и самофинансируемых механизмов локальных экономик: создание местных предпринимательских объединений, внебюджетных фондов муниципального развития, кооперационных систем, местных сообществ, через целенаправленное вовлечение сбережений населения в прямое финансирование местных проектов.

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

Ключевым, но крайне недооцененным и практически незадействованным сегодня ресурсом развития могут и должны выступать механизмы самофинансирования, организованной самодеятельности и заинтересованной взаимопомощи, разворачиваемые на местном и региональном уровнях через консолидацию и кооперативно-оптимизируемое распределение собственных средств и ресурсов предпринимательства и населения каждого района, города, села.

В современной России многими «прогрессивными» экспертами, ориентированными на западные модели, понятия кооперации, товарищества, общины зачастую воспринимаются некими анахронизмами, отмирающими атавизмами. Но давайте объективно посмотрим на состояние данной сферы в лидирующих обществах и экономиках Запада, на которые нас призывают ориентироваться, через сравнение с которыми мы пытаемся оценить собственную ситуацию.

Международный кооперативный альянс (МКА) объединяет более 300 кооперативных федераций, ассоциаций и организаций из 100 стран-участников, непосредственно представляя интересы свыше 700 млн. человек. Плюс к этому, кооперация создала 250 млн. мест наёмного труда. Половина населения Земли пользуется товарами и услугами кооперативов. Мировой оборот кооперации — 2,2 трлн. долл.

В Канаде членами кооперативов является 40% населения. В Японии в объединениях сельхозкооперации участвует более 90% фермеров. 95% рынка молочной продукции Новой Зеландии обеспечивается кооперативами. 40 млн. американцев являются членами энергетических кооперативов.

В странах ЕС действуют 24 группы кооперативных банков, которые обслуживают 181 млн. человек. Общая сумма их активов превышает 5,6 трлн. евро. Эти банки контролируют 20% европейских депозитов, во Франции их доля составляет 45%, в Нидерландах — 40%, в Австрии и Италии — по 32%. Французский кооперативный банк Credit Agricole с активами в 1,8 трлн. долл. занимает 11-ю строчку в мировом ТОП-100, опережая Citigroup и Deutsche Bank. Лидеры мирового финансового сектора, такие как Rabobank, Raiffeisen, DZ Bank Group (№2 в Германии) также являются кооперативами.

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

Оборот крупнейших кооперативов в сфере сельского хозяйства превышает 470 млрд. долл., в т.ч. японские ZEN-NOH и Zenkyoren – 110 млрд. долл. (совокупно). Продажи крупнейших кооперативных ритейлеров превышают 350 млрд. долл. Кооперативы, специализирующиеся в сфере взаимного страхования, обеспечивают оборот услуг свыше 100 млрд. долл., медицины и здоровья – 27 млрд. долл.

Внимания заслуживают успехи отдельных кооперативов-лидеров:

Знаменитый испанский кооператив MONDRAGON объединяет 260 организаций, 13 хедж-фондов, 8 инвестфондов, общество страхования, кооперативный банк. MONDRAGON обеспечивает 75 тыс. рабочих мест, география продаж – 150 государств. Оборот 12,1 млрд. долл., инвестиции – 345 млн. долл.

Сельскохозяйственный кооператив CHS, США: 1 100 кооперативов и 75 тысяч фермеров. Оборот – 34,6 млрд. долл., чистая прибыль – 781 млн. долл.

FONTERRA Co-operative Group из Новой Зеландии входит в ТОП-5 мировых производителей молочной продукции, где несколько лет занимала 1-ю строку. Владельцы кооператива – 10 500 фермеров. Оборот – около 13 млрд. долл., чистая прибыль – 500 млн. долл.

На этом фоне показатели современной российской кооперации, где крупнейшее объединение – Центросоюз демонстрирует обороты менее 4 млрд. долл., выглядят весьма скромно, если не сказать – плачевно… А ведь когда-то всё было не так.

«…в начале двадцатого века более половины граждан России участвовали в различных кооперативах… Темп развития кооперативного движения в XIX-XX в.в. оценивался современниками из Европы как “Русское чудо”», – пишет в статье «Кооперация дочь нужды и мать благосостояния» исследователь русской кооперации Дмитрий Сурмило. К 1914 году в России насчитывалось 9 515 кредитных, 4 891 ссудо-сберегательных товариществ и 1 117 обществ взаимного кредита, их деятельность охватывала более 40 млн. человек. Благодаря развитию сельхозкооперации, Россия в начале ХХ века становится безусловным лидером, фактическим монополистом на рынках Европы, в части производства зерна и льна. Примечательна история строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, когда 7 тыс. км пути были уложены с применением артельных методов организации труда с 1891 по 1905 годы, за 14 лет. И это – без тяжёлых средств механизации. Для сравнения – 4 тыс. км БАМа построили в советскую эпоху гораздо более современными технологиями за 11-12 лет.

Сегодня принято вести историю кооперации от 1844 года, когда английскими ткачами в Рочдейле был создан первый кооператив, на принципах, заложивших основы современной кооперации. Годом же начала отечественного кооперативного движения считают 1865-й, когда помещик С.Ф. Лугинин образовал в Ветлужском уезде Костромской губернии первый в России кооператив. При этом часто обращают внимание, что на Руси ещё с XIV-XV веков была известна своя, национальная форма коллективной деятельности – артель2.

Здесь важно отметить, что родовым признаком артели было наличие круговой поруки – ответственности каждого, как и самой артели, как общины, по обязательствам каждого. В то же время, кооперативы этого не подразумевают, не предполагая ответственности по обязательствам пайщиков. И это – фундаментальное различие, водораздел. Это разные отношения, смыслы и образы… Кстати «образа» (иконы) всегда были важнейшим элементом в жизни артелей. Артель всегда несла в себе очень много духовного, много заботы и братской любви. Древняя русская артель – это деловая община, хозяйственная семья, основанная на трансцендентных чувствах сопричастности, долга, служения, веры и любви, где главное – принадлежность. Если ты свой – все за тебя в огонь и в воду, как и ты – за всех. Именно это – основной закон и принцип.

А зародившаяся позже в Англии кооперация была уже основана на принципах рациональной выгоды: формализованные правила, схемы управления, механизмы формирования капитала и распределения благ – всё подчинено достижению экономического результата, хотя и коллективного, более справедливого, нежели в капиталистических организациях. Поэтому, соглашаться с основанными на якобы идентичности кооператива и артели утверждениями, что истинная родина кооперации – Русь, неверно. Безусловно, по многим атрибутам артель и кооператив похожи, но по содержанию это – разные формы. Хорошая иллюстрация – базовый принцип МКА о свободе членства, малосовместимый с артельной «семейственной» общинностью – из семьи не убегают в поисках лучшей, так же как от семьи не отлучают, а берут на поруки, воспитывают, помогают расти и развиваться.

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

С приходом в Россию в середине XIX века, европейская модель кооперации фактически стала таким же инструментом буржуазной интервенции в ментальную и физическую территорию Руси, как машинно-мануфактурный способ производства, как власть капитала. Кооперация оказалась эффективнее артели. Как машина эффективнее лошади, как мануфактура эффективнее поместья. Приход кооперации на фоне становления буржуазно-капиталистического уклада позволил повысить мобильность экономических ресурсов, производственные и финансовые показатели, при этом, сместив акценты коллективной деятельности от заботы о сплочённости и духовном единении к вопросам эффективности совместной работы вольноопределяющихся граждан-предпринимателей.

Хорошо ли это, плохо ли – не станем здесь обсуждать, это скорее вопрос веры и личностных убеждений каждого читателя. Так или иначе, смена укладов произошла. Кооперативы вытеснили артели и начали на их социальной базе бурное развитие, которое было прервано пламенем Октябрьской революции. Здесь стоит поразмышлять – нет ли взаимосвязи в этой исторической цепи? Возможно, традиционное патриархальное русское общество оказалось не готовым к столь быстрой смене парадигмы? Возможно, потому и сегодня не происходит расцвета кооперации на нашей почве, ибо наша ментальность требует от коллективной деятельности чего-то большего, нежели только экономической эффективности? Не того ли, что несла в себе старая добрая общинная артель?..

За рубежом сегодня кооперация формирует отдельный, автономный от государства и частного акционерного капитала контур общественной экономики, в значительной степени компенсирующий те негативные факторы, которые общество унаследовало от эпохи бурного индустриального роста – разобщённость, неравенство, территориальные и социальные диспропорции. Кредитная кооперация мобилизует свободные средства населения и местного бизнеса, закрепляя их на территориях, защищая от «бегства» в удалённые финансовые центры и в спекуляции. Производственная, сельскохозяйственная, потребительская и жилищная кооперация организуют общественно-значимые проекты в рамках локальных экономик, в интересах населения, территорий, городов. При этом, для финансирования используются те самые фонды, консолидируемые кредитно-финансовой кооперацией. Общества взаимного страхования снижают риски сообществ, не зарабатывая прибыли. Кооперация действует как слаженная система обеспечения задач местного развития. Решая важнейшие социальные задачи, кооперативы получают ощутимую поддержку со стороны государств, обычно выражающуюся в налоговых и финансовых льготах. К сожалению, в современной России такой целостной системы кооперации, способной решать проблемы регионов, не сложилось.

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

Крупнейшая система потребкооперации – Центросоюз, унаследовала иерархию управления от советской кооперации, являвшейся элементом единой плановой экономики. Сегодня эта централизованная система, конкурируя с сетевым ритейлом, отчасти решает задачи торгового обеспечения сельских территорий и малых городов, при том крайне слабо реализуя потенциалы мобилизации локальных ресурсов и практически никак не решая задачи укрепления местных сообществ, поддержки частной предпринимательской инициативы. В Центросоюз приходят работать по найму… Пайщик Центросоюза – скорее пассивный миноритарий, а не деятельностный равноправный участник кооперативной хозяйственной системы. Внесистемная потребительская кооперация слишком часто ориентируется на задачи «налоговой оптимизации», велико число «лжекооперативов» – замаскированных частных предприятий, действующих в интересах своего руководства, закрытых, дистанцированных от пайщиков.

Кредитная кооперация не выполняет функции финансирования местного бизнеса, а концентрируется на потребительском микрофинансировании наименее социально-защищённых групп, фактически, конкурируя с банками в ростовщической деятельности. Вопреки кооперативной логике и смыслам, процент по таким займам существенно превышает банковский.

Сельскохозяйственная кооперация также, увы, не сформировала целостной, взаимоувязанной системы, образующей производственные цепочки «от поля до прилавка», сокращающие транзакционные издержки между переделами. Не созданы современные кооперативные мощности переработки, оптово-распределительные центры, логистика. Отдельные кооперативы достаточно слабы и практически не интегрированы. Сельхозкооперация разрознена и живёт, во многом, рассчитывая на получение государственных субсидий и дотаций.

Нельзя сказать, что в сложившейся ситуации виноваты исключительно сами кооператоры. Российская правовая система, регулирующая сектор кооперации сложна, противоречива и не синхронизирована. Многие критически важные понятия, такие как: кооперативная собственность, складочный капитал, пай, паенакопление, кооперативные выплаты и др. чётко не определены, неясна их правовая сущность. Законодательство не обеспечивает прозрачности деятельности кооперативов, зачастую не способно обеспечить защиту прав и интересов пайщиков. С другой стороны, по большинству секторов кооперации, нет и понятных требований, норм саморегулирования, а там, где они существуют, их эффективность оказывается недостаточной. Применяемые мегарегулятором, финмониторингом меры финансового контроля оказываются с одной стороны, высокозатратными, непомерно увеличивая нагрузку на кооперативы, с другой – зачастую неоправданно блокируя их операции. Банки, в силу закрытости и непонятности для них сущности кооперативной деятельности, отказывают кооперативам в кредитовании, не предоставляют специализированных финансовых продуктов. Собственных банков, как это принято за рубежом, у российской кооперации нет.

@ «Интернет-приемная Стратегия 24 Северо-Запад»

Подводя итог, можно констатировать, что столь востребованного именно нашими реалиями инструмента развития территорий – самостоятельного, основанного на внутренних ресурсах, самофинансировании, как целостный, взаимоувязанный, функционально логичный и самодостаточный сектор кооперативной экономики, в современной российской экономике нет. И этот пробел необходимо восполнить – в интересах нашего народа, наших территорий, наших городов и сёл.

При этом стоит отметить, что речь здесь не должна идти ни о слепом копировании зарубежных моделей (стоит помнить о своих артельных корнях), ни о догматической ориентации на кооперативы. Говоря о секторе кооперативной экономики, мы понимаем возможное участие в нём предприятий разных форм собственности, отдельных граждан. Принципиальными же являются концентрация местных ресурсов и потенциалов на целях развития территорий, приоритеты целей социальной политики, справедливости, общественных интересов.

1 Преднамеренно не использую здесь привычный термин «Устойчивое развитие», так как это исключительно неудачная версия перевода термина sustainable development, во многом искажающая изначальный смысл
2 от арх. сущ. рота – клятва; тюрк. орта – община

https://vse53.ru/интернет-приемная/