Для успешного развития российскому обществу нужны и позитивный образ будущего, и реалистичный план движения к нему. Исторический опыт, унаследованный российским обществом от эпохи СССР и периода становления постсоветской России, ещё долго будет влиять на направление и логику развития нашей страны. Некоторые последствия пережитых обществом событий, таких как, например, Великая Отечественная война, постоянно обсуждаются и анализируются. Однако есть и скрытые последствия, влияние которых на первый взгляд не кажется важным. Но именно они могут играть решающую роль в стратегической перспективе.
Ловушка выживания
Одна из таких часто игнорируемых проблем российского общества — нежелание или неспособность мыслить, «смотреть вперед» сразу на большие периоды. Согласно регулярным общественным опросам, около 46% россиян не знают, что с ними будет в ближайшие месяцы, еще 36% планируют свою жизнь максимум на один-два года вперед. Доминируют жизненные стратегии с малым горизонтом планирования — пережить бы эту неделю, месяц, год, а дальше будет видно.
«Схлопывание» горизонта планирования — последствие ряда шоков в жизни двух последних советско-российских поколений. Сначала идея планирования на долгий срок дискредитировалась бесконечным процессом строительства коммунизма в СССР. Несмотря на заверения, что советский человек обязательно будет жить при коммунизме в будущем, этот homo soveticus, не чувствуя никаких существенных изменений в жизни с середины 1960-х годов, разочаровывался в будущем. Последующий неожиданный крах СССР, образование за одну ночь границ там, где их не было, необходимость на ходу корректировать жизненные стратегии оставили существенный рубец в коллективной памяти, постоянно напоминающий об опасности строительства каких-либо долгосрочных планов. Далее последовал дефолт 1998 года, когда многие люди почувствовали себя обманутыми и вынесли убеждение, что связывать будущее со своими накоплениями не имеет смысла: ведь сбережения испарились не в первый раз всего за несколько лет. Кризис 2008 года, пусть и относительно легко пережитый обществом (но не закончившийся в экономике), девальвация рубля в конце 2014 года, серьезнейшее снижение доходов, возвращение риторики холодной войны, да и санкционная политика в целом уверенности россиянам не прибавили. Два периода стремлений к будущему — середины 1990-х и 2000-х годов — были слишком короткими, чтобы у людей сформировалась привычка работать на отдаленные цели. При этом шоковые события в экономике подрывают доверие к сбережениям, а значит, нельзя создать необходимого объема ресурсов для инвестиций.
Такие постоянные «переломы» и «перекосы» на протяжении последних 30 лет сформировали у большей части населения две устойчивые жизненные стратегии. Первая — бери от жизни все и сейчас, поскольку инвестиции в будущее все равно не работают, вторая — занимайся только своими проблемами и проблемами своей семьи: тут ты можешь что-то изменить.
Поиски великой цели
Исправить ситуацию могло бы последовательное исполнение долгосрочных решений властью. Но не складывается и с реализацией стратегий государства: успешная «Стратегия-2010» (известная как «программа Грефа») была реализована в среднем на 36%, концепция долгосрочного развития России до 2020 года устарела уже в момент своего принятия. Приоритетные национальные проекты — пример эффективного, но ручного управления, а не качественных структурных реформ. Даже по майским указам президента 2012 года плановые показатели далеко не полностью выполнены, а часть была достигнута за счет изменений методики расчетов.
Итак, в современной России не любят формировать полноценные, реалистичные стратегии будущего. Но зато о будущем любят мечтать. Согласно исследованиям Института национальных проектов, социокультурные характеристики российского общества, измеренные по методике Хофстеде, относят Россию одновременно к разрозненно коллективистским странам (разбитым на сплоченные, но слабо доверяющие друг другу социальные группы) и «феминным» — ориентированным на долгосрочные стратегии, но максимально избегающим неопределенности. Проще говоря, такая совокупность жизненных установок порождает потребность постоянного бега к великой цели и обуславливает столь же постоянное «недобегание» до нее. Мы всегда находимся в поисках чего-то большого и объединяющего, к чему хотелось бы стремиться, — особого «русского пути», коммунизма или национальной идеи, — но оказываемся не готовы ни находить, ни вырабатывать приемлемый для всех образ будущего, ни строить к нему дорогу, ни уж тем более поэтапно по этой дороге идти. Описанные выше шоки только укрепляют в нас подобные социокультурные характеристики.
Но это не значит, что Россия обречена вечно блуждать в темноте. К совокупности таких характеристик необходимо относиться как к исходным условиям — учитывать при реализации любого рода политики. С другой стороны, ориентироваться нужно и на то, что происходит с российским обществом и элитами сегодня.
Исследовательская группа ЦИРКОН недавно проводила масштабный экспертный опрос (вовлекший как провластных, так и оппозиционных экспертов). Самый любопытный результат опроса состоит не столько в тех прогнозах, к которым пришли респонденты, сколько в дисперсии и рассогласованности их оценок, показывающих, что консенсусного прогноза будущего нет даже среди тех, кто обладает всеми инструментами прогнозирования.
У власти также нет четкого видения: информационная повестка ориентирована на успехи прошлого и новости настоящего, но не отвечает на вопросы о России в перспективе 10–20 лет; показатели последнего экономического прогноза быстро меняются и, скорее всего, окажутся излишне оптимистичными. Переход в 2015 году с трехлетнего бюджета на годовой еще больше сократил горизонт планирования ведомств, а возвращение к трехлетке пока выглядит формальным. Финансовое поведение россиян характеризуется или вынужденным решением тратить все сразу, не оставляя ничего на будущее, что говорит об исчерпании внутренних бюджетов, или краткосрочным сбережением в банках. И то и то говорит о дальнейшем «схлопывании» горизонта планирования: люди сберегают из-за неопределенности, откладывая на близкий черный день, не веря в стабильный доход «завтра». А доверие общества к стратегиям сбережения на длительный период нам необходимо, это доверие практически напрямую конвертируется в экономический рост.
Окно возможностей
Но в такой тотальной неопределенности есть и существенное позитивное свойство. Когда у большого числа активных социальных и элитных групп в равной степени отсутствует четкий образ будущего, стирается и ключевое противоречие, которое их разделяет. Формируется эффект гомогенности, способный порождать высокую отзывчивость и готовность к компромиссу.
С октября 2016 года Центр стратегических разработок в рамках проекта «Россия будущего: позитивная повестка» провел серию рабочих сессий «Вглядываясь в будущее: Россия через десять лет» в российских регионах и продолжает интервью и дискуссии о будущем. В мыслях и идеях респондентов есть несколько ключевых пересечений: понимание необходимости и неотвратимости перемен, спрос на обозначение целей и описание образа будущего, которое отвечает на вопросы о развитии и роли человека в России и России в мире через 10–15 лет, демонстрация четкой программы действий по достижению этого будущего. Все устали от неопределенности, и наше общество стало стремиться ее избегать, что также укладывается в нашу социокультурную специфику.
Это значит, что шансы преодолеть разрозненность российского общества и описанные выше последствия предыдущих исторических периодов высоки. Спрос на позитивный образ будущего, понятные цели, которые удлинят горизонты планирования и принимаемых решений, соединят развитие страны с благополучием каждого человека, — огромен.
Вопроса здесь всего два: удастся ли воспользоваться открывшимся окном возможностей и кто именно это будет делать. Позитивный сценарий есть — проведение структурных реформ даст возможность к 2035 году удвоить ВВП (к 2025 году ВВП вырастет на 37%), на 90% увеличить реальную заработную плату, нарастить долю экспорта несырьевых неэнергетических товаров с 34% (в 2016 году) до 50% в 2029 году и 61% к 2035 году — и значит, быть в числе стран-лидеров.
Главный драйвер развития в этом сценарии, источник роста России — это реализация потенциала каждого отдельного человека в совершении структурного разворота к технологичной, инновационной экономике. Но чтобы нам совершить такой разворот, необходимо сложить вместе три составляющих успеха, учитывающих наши национальные особенности: определить направления перемен, приемлемые для основных социальных групп, найти разделяемый всеми образ будущего, за которым нашему «коллективистскому мировоззрению» захочется побежать, создать реалистичный план движения к этому будущему — такой, который придаст сил для нового рывка. Чтобы оставаться в числе мировых лидеров, ближайшие десять лет придется бежать, и бежать быстрее, чем весь остальной мир.
Соединить спрос на перемены и амбициозные цели через четкие механизмы реализации, предложить изменения, к которым готова страна, создать план действий, который будет осуществим, — вот основные задачи Стратегии развития России 2018–2024 годов.
Ловушка выживания
Одна из таких часто игнорируемых проблем российского общества — нежелание или неспособность мыслить, «смотреть вперед» сразу на большие периоды. Согласно регулярным общественным опросам, около 46% россиян не знают, что с ними будет в ближайшие месяцы, еще 36% планируют свою жизнь максимум на один-два года вперед. Доминируют жизненные стратегии с малым горизонтом планирования — пережить бы эту неделю, месяц, год, а дальше будет видно.
«Схлопывание» горизонта планирования — последствие ряда шоков в жизни двух последних советско-российских поколений. Сначала идея планирования на долгий срок дискредитировалась бесконечным процессом строительства коммунизма в СССР. Несмотря на заверения, что советский человек обязательно будет жить при коммунизме в будущем, этот homo soveticus, не чувствуя никаких существенных изменений в жизни с середины 1960-х годов, разочаровывался в будущем. Последующий неожиданный крах СССР, образование за одну ночь границ там, где их не было, необходимость на ходу корректировать жизненные стратегии оставили существенный рубец в коллективной памяти, постоянно напоминающий об опасности строительства каких-либо долгосрочных планов. Далее последовал дефолт 1998 года, когда многие люди почувствовали себя обманутыми и вынесли убеждение, что связывать будущее со своими накоплениями не имеет смысла: ведь сбережения испарились не в первый раз всего за несколько лет. Кризис 2008 года, пусть и относительно легко пережитый обществом (но не закончившийся в экономике), девальвация рубля в конце 2014 года, серьезнейшее снижение доходов, возвращение риторики холодной войны, да и санкционная политика в целом уверенности россиянам не прибавили. Два периода стремлений к будущему — середины 1990-х и 2000-х годов — были слишком короткими, чтобы у людей сформировалась привычка работать на отдаленные цели. При этом шоковые события в экономике подрывают доверие к сбережениям, а значит, нельзя создать необходимого объема ресурсов для инвестиций.
Такие постоянные «переломы» и «перекосы» на протяжении последних 30 лет сформировали у большей части населения две устойчивые жизненные стратегии. Первая — бери от жизни все и сейчас, поскольку инвестиции в будущее все равно не работают, вторая — занимайся только своими проблемами и проблемами своей семьи: тут ты можешь что-то изменить.
Поиски великой цели
Исправить ситуацию могло бы последовательное исполнение долгосрочных решений властью. Но не складывается и с реализацией стратегий государства: успешная «Стратегия-2010» (известная как «программа Грефа») была реализована в среднем на 36%, концепция долгосрочного развития России до 2020 года устарела уже в момент своего принятия. Приоритетные национальные проекты — пример эффективного, но ручного управления, а не качественных структурных реформ. Даже по майским указам президента 2012 года плановые показатели далеко не полностью выполнены, а часть была достигнута за счет изменений методики расчетов.
Итак, в современной России не любят формировать полноценные, реалистичные стратегии будущего. Но зато о будущем любят мечтать. Согласно исследованиям Института национальных проектов, социокультурные характеристики российского общества, измеренные по методике Хофстеде, относят Россию одновременно к разрозненно коллективистским странам (разбитым на сплоченные, но слабо доверяющие друг другу социальные группы) и «феминным» — ориентированным на долгосрочные стратегии, но максимально избегающим неопределенности. Проще говоря, такая совокупность жизненных установок порождает потребность постоянного бега к великой цели и обуславливает столь же постоянное «недобегание» до нее. Мы всегда находимся в поисках чего-то большого и объединяющего, к чему хотелось бы стремиться, — особого «русского пути», коммунизма или национальной идеи, — но оказываемся не готовы ни находить, ни вырабатывать приемлемый для всех образ будущего, ни строить к нему дорогу, ни уж тем более поэтапно по этой дороге идти. Описанные выше шоки только укрепляют в нас подобные социокультурные характеристики.
Но это не значит, что Россия обречена вечно блуждать в темноте. К совокупности таких характеристик необходимо относиться как к исходным условиям — учитывать при реализации любого рода политики. С другой стороны, ориентироваться нужно и на то, что происходит с российским обществом и элитами сегодня.
Исследовательская группа ЦИРКОН недавно проводила масштабный экспертный опрос (вовлекший как провластных, так и оппозиционных экспертов). Самый любопытный результат опроса состоит не столько в тех прогнозах, к которым пришли респонденты, сколько в дисперсии и рассогласованности их оценок, показывающих, что консенсусного прогноза будущего нет даже среди тех, кто обладает всеми инструментами прогнозирования.
У власти также нет четкого видения: информационная повестка ориентирована на успехи прошлого и новости настоящего, но не отвечает на вопросы о России в перспективе 10–20 лет; показатели последнего экономического прогноза быстро меняются и, скорее всего, окажутся излишне оптимистичными. Переход в 2015 году с трехлетнего бюджета на годовой еще больше сократил горизонт планирования ведомств, а возвращение к трехлетке пока выглядит формальным. Финансовое поведение россиян характеризуется или вынужденным решением тратить все сразу, не оставляя ничего на будущее, что говорит об исчерпании внутренних бюджетов, или краткосрочным сбережением в банках. И то и то говорит о дальнейшем «схлопывании» горизонта планирования: люди сберегают из-за неопределенности, откладывая на близкий черный день, не веря в стабильный доход «завтра». А доверие общества к стратегиям сбережения на длительный период нам необходимо, это доверие практически напрямую конвертируется в экономический рост.
Окно возможностей
Но в такой тотальной неопределенности есть и существенное позитивное свойство. Когда у большого числа активных социальных и элитных групп в равной степени отсутствует четкий образ будущего, стирается и ключевое противоречие, которое их разделяет. Формируется эффект гомогенности, способный порождать высокую отзывчивость и готовность к компромиссу.
С октября 2016 года Центр стратегических разработок в рамках проекта «Россия будущего: позитивная повестка» провел серию рабочих сессий «Вглядываясь в будущее: Россия через десять лет» в российских регионах и продолжает интервью и дискуссии о будущем. В мыслях и идеях респондентов есть несколько ключевых пересечений: понимание необходимости и неотвратимости перемен, спрос на обозначение целей и описание образа будущего, которое отвечает на вопросы о развитии и роли человека в России и России в мире через 10–15 лет, демонстрация четкой программы действий по достижению этого будущего. Все устали от неопределенности, и наше общество стало стремиться ее избегать, что также укладывается в нашу социокультурную специфику.
Это значит, что шансы преодолеть разрозненность российского общества и описанные выше последствия предыдущих исторических периодов высоки. Спрос на позитивный образ будущего, понятные цели, которые удлинят горизонты планирования и принимаемых решений, соединят развитие страны с благополучием каждого человека, — огромен.
Вопроса здесь всего два: удастся ли воспользоваться открывшимся окном возможностей и кто именно это будет делать. Позитивный сценарий есть — проведение структурных реформ даст возможность к 2035 году удвоить ВВП (к 2025 году ВВП вырастет на 37%), на 90% увеличить реальную заработную плату, нарастить долю экспорта несырьевых неэнергетических товаров с 34% (в 2016 году) до 50% в 2029 году и 61% к 2035 году — и значит, быть в числе стран-лидеров.
Главный драйвер развития в этом сценарии, источник роста России — это реализация потенциала каждого отдельного человека в совершении структурного разворота к технологичной, инновационной экономике. Но чтобы нам совершить такой разворот, необходимо сложить вместе три составляющих успеха, учитывающих наши национальные особенности: определить направления перемен, приемлемые для основных социальных групп, найти разделяемый всеми образ будущего, за которым нашему «коллективистскому мировоззрению» захочется побежать, создать реалистичный план движения к этому будущему — такой, который придаст сил для нового рывка. Чтобы оставаться в числе мировых лидеров, ближайшие десять лет придется бежать, и бежать быстрее, чем весь остальной мир.
Соединить спрос на перемены и амбициозные цели через четкие механизмы реализации, предложить изменения, к которым готова страна, создать план действий, который будет осуществим, — вот основные задачи Стратегии развития России 2018–2024 годов.
Комментарии 0