«У меня в кармане — козырь против нечисти», — делится мужчина, сидящий во главе стола. Но в эту минуту взгляд почему-то приковывает не он, а портрет за его спиной. Краска слегка потрескалась — видно, что картине не один десяток лет. Как и человеку, изображенному на ней. Карл Маркс.

 «Есть такая вещь — детектор лжи. Посадите меня, этих людей — и проверьте. Я расплачусь своими деньгами», — продолжает тот, кому принадлежит писаный экономист...

 «Вымирающий» поселок

 Машина проносится мимо Владимира. Утро понедельника. По обе стороны уходящей в бесконечность дороги — жмущиеся друг к дружке одноэтажные деревянные дома. Их расцветки радуют глаз, как и окна в старинных резных наличниках.

 Цель нашего путешествия — поселок имени Кирова Владимирской области (так называемая Кировка. — Примеч. «Шторма»), где в прошлом году сгорело несколько жилых домов и фельдшерско-акушерский пункт (ФАП). Люди боятся, как бы все не повторилось. После пожаров они променяли сон на ночные дежурства. А еще в населенном пункте закрылся детский сад — единственный на шесть близлежащих деревень. Самые активные жители разместили в Сети петицию с просьбой спасти их «от вымирания». Вину возложили на чиновников и местного предпринимателя — бывшего депутата областного Законодательного собрания Александра Николаева (обладателя «козыря». — Примеч. «Шторма»): якобы вместе они зачищают территорию — лакомый кусок для бизнеса.

Правда или вымысел?

«Активисты мно-о-ого чего могут придумать! На садик мне все равно: у меня дети взрослые — вон, внучка замуж собирается», — рассказывает первая перехваченная нами — мной и фотографом Лешей — бабушка. Втроем мы стоим возле прорыващего сугробы бюста Кирова. Пенсионерка торопится, и, прежде чем уйти, заботливо советует натянуть шапку — на улице обманчиво солнечно.

 Леша остается фотографировать стоящий через дорогу двухэтажный дом культуры (ДК), я захожу в магазин, надеясь узнать у продавца о «злодее» Николаеве побольше. «Не пойман — не вор», — осторожно отвечает девушка, протягивая газировку. 

 «Хороша?» — кокетливо интересуется у Леши очередная старушка. Раздается не по годам звонкий смех. Моргнула, — а ее уже и нет, зато стоит женщина средних лет, которая сразу тащит нас внутрь ДК. Зовут ее Зоя Юрьевна Шаповалова.

«Люди (имеются в виду наиболее активные жители поселка. — Примеч. «Шторма») выискивают только негатив, — видно, что директору ДК хочется многое сказать. — Если девчонок спросить, работающих у нас, у которых по двое детей, твердят: «Нам нравится их возить в детский сад на «володарку» (поселок им. Горького, что находится рядом с Кировкой. — Примеч. «Шторма») — там они развиваются».

 Небольшая комнатка, примыкающая ко входу, сплошь забита всякими вещами: тут и пестрые костюмы для выступлений, и какая-то атрибутика, и старые черно-белые фотографии на стенах. Изобилие всего, отчасти — хаос, вызывающий ощущение уюта и спокойствия. «Все сделано нашими руками, — торопится в волнении Зоя Юрьевна. — Мы и гранты выигрываем, и в конкурсах областных участвуем. Вот зациклились на садике!..»

Спустя несколько минут директор ДК, старательно сдерживавшая слезы, разрыдалась: недавно возле здания собирались «активисты» — связано это было с приездом председателя Национального родительского комитета Ирины Волынец, выдвигавшей свою кандидатуру в президенты, и Михаила Зернова из партии «Народ против коррупции». К ним попало письмо жителей Кировки, умолявших разобраться с беспределом. Высокие гости обещали помочь, об этом написали владимирские СМИ. Журналисты, помимо прочего, упомянули, что в ДК находится избирательный участок, двери которого должны были быть открыты.

«Законный выходной был, уехала на день рождения, только выпила бокал шампанского — звонок. Требуют открыть клуб. Спрашиваю, на каком основании, с главой встречу согласовали? Нет. Оказалось, в течение двух часов собрали активисты народ, а после с лозунгами рванули ко мне домой. Многие, увидев «шоу», разворачивались и уходили. Еще и отругала супруга, что не впустил оставшихся: посмотрели бы, как живем. То, что случилось, — позор, на всю страну оклеветали!»

 Раскрасневшаяся Зоя Юрьевна вытирает слезы: как назло, под рукой нет ни платка, ни бумажных салфеток.

 «Прихожу в магазин, здороваюсь, — и тишина… В каких-то вопросах была не согласна с позицией администрации, но что касается детского сада, где всего 15 детей, — легче новый построить. Обидно за Кировку — всю душу ведь отдаешь! Праздники проходят в ДК — полный зал народа, идешь ночью по дорогам — поселок светится, как по Бродвею гуляешь! Сгорел ФАП — предложила его временно переместить на второй этаж ДК».

 Шаповалова не писала заявление в правоохранительные органы, когда жители Кировки явились в ее дом: зять-священник убедил «потушить огонь в сердце и быть добрее». О роликах, выложенных «борцами с беспределом» в соцсетях, слышала: «Придумали, что какой-то телятник был напротив детского сада закрытого. Заняться нечем, наверное». Активисты «приходили с газетами «Союз социалистических республик» и заявляли, что они — «живородящие человеки». Многие после отвернулись», — вспоминает женщина. Напоследок она приглашает нас с Лешей поесть борща.

 Появление «живородящего человека»

 К торчащему из расстегнутой куртки свитеру Игоря Овчинникова, ставшего на путь «борьбы с беспределом», прикреплен видеорегистратор.

«Дома горят исключительно вдоль дороги и зоны ткацкой фабрики (принадлежит Александру Николаеву. — Примеч. «Шторма»), где есть лесопилка, — показывает он схему с их расположением. — На территории предприятия хотели открывать убойницы, но детский садик мешал это сделать. В апреле сказали, что по инициативе администрации его закрывают. Люди возмутились».

Чиновники, по его словам, провели экспертизу: та показала — ремонт сада бесполезен. Параллельно проводилась еще одна, но заказанная на средства жителей поселка. Специалисты пришли к выводу, что достаточно привести в порядок фасад и фундамент.

«Писали губернатору — бестолку, — говорит Овчинников. — Были выборы, решили у нашего местного депутата отозвать должность. Как народная власть собрались по статье 23 Конституции, выдали распоряжение — заложить в бюджет ремонт садика. Той же ночью сгорел ФАП, МЧС констатировало поджог».

Одним пожаром все не закончилось — последовали другие. Пострадавшим предлагали выкупать квартиры за 700 000 рублей в домах, принадлежащих Николаеву, хотя реальная стоимость жилища значительно меньше: «В основном там соцработники живут, лояльные ему». Звонки начались запугивающие, добавляет Овчинников.

«Николаев мне говорил, что найдет и семью уничтожит. Так цинично, в матерной форме. Даже не стеснялся: настолько считают себя князьками, а нас — рабами... И здесь, и в Ивановской области, и в Коврове скупает фабрики, банкротит, продает недвижимость брату, жене: эти махинации совершаются, в офшорах оседают Еще версия есть, что деловая зона будет — Курганский (глава администрации Камешковского района. — Примеч. «Шторма») как-то проговорился».

У продуктового останавливается старушка, сетует — «беспредел творится». Другие люди говорят о ситуации с опаской. «Живем как на пороховой бочке», — можно услышать от многих жителей.

Попасть в единственное медучреждение сложно: лестница, ведущая на второй этаж дома культуры, где также располагается библиотека и с некоторых пор ФАП, — каменный монстр с маленькими зубами. Оступишься — проглотит. В небольшом кабинете, метра два на три, фельдшер читает свежий выпуск общественно-политической газеты Камешковского района «Знамя». Вчитываемся в строчки, что ее заинтересовали, — строительство ФАП не за горами, отчитались власти.

Кровные узы

Ткацкая фабрика Александра Николаева находится за широкими воротами. Пробежавшись с Лешей туда-сюда по этажам, обнаруживаем на последнем приемную, а в ней — женщину (зовут ее Ирина Геннадьевна, как выяснится позже). Представились. Она кому-то набирает; поговорив, советует приходить во вторник — хозяин будет на месте до 11:00. Но на следующий день наверху никого нет. Связываемся с дочерью Николаева и по совместительству местным депутатом Мариной Ладышкиной, обещает перезвонить. Слово держит:

— Завтра встретитесь.

— С Вашим отцом?

— С руководителем предприятия, — поправляют нас на том конце невидимого провода.

В конуре

Ирина Волынец в разговоре со «Штормом» подтвердила — в поселке им. Кирова есть проблемы. Кроме того, она добавила, что на них уже попросили обратить внимание главу государства и его администрацию.

В камешковской райпрокуратуре и.о. прокурора Максим Кротов посоветовал обратиться к областным надзорщикам. О невыплате зарплат на фабрике не в курсе, как и об уголовном деле: незадолго до путешествия в Кировку стало известно, что как минимум одному местному жителю звонили из Следственного комитета из-за собрания возле ДК, на котором присутствовала Волынец. Главу администрации Камешковского района Анатолия Курганского застать на работе не удалось. Его помощник почти повторила слова прокурора Кротова: в сгоревших домах были проблемы с проводкой, детский сад закрыт, потому что ремонтировать его нецелесообразно, а ФАП новый непременно появится.

«Шторм» посетил две семьи погорельцев. Одна из них, состоящая из престарелой женщины и ее сына, в настоящее время живет в доме, который выделил сельсовет. Старушка рассказала, что ее вытащили из окна соседи, заметившие пожар. Пролежала в больнице, пропал голос. Жалуется на Николаева: якобы задолжал сыну, работающему на фабрике, порядка 200 000 рублей.

«Живем на мою пенсию в 6000 рублей. Денег нет у хозяина — весь ответ. Мы сгорели, хоть дал 2000 рублей, а у других сын умер — ни копейки не получили на похороны. Просила 30 тысяч рублей летом на дрова, Александр Петрович все «завтраками» кормил. На диване возле приемной сидела — выгнал оттуда: «Че сидите? Ничего не дам!» И не дал. Скотина, больше его никак не назову».

Другие погорельцы — отец-одиночка, воспитывающий сына и дочь. Отпросился с работы, чтобы встретиться с нами в недавно купленной им в доме «у Петровича» (так называет Александра Николаева. — Примеч. «Шторма») однокомнатной квартире.

«После пожара потратил весь материнский капитал — 450 000 рублей. Был дом нормальный, а дали вот эту конуру, — проводит он рукой вокруг себя. В «однушке» нет мебели, только матрасы. — Сначала мы жили, можно сказать, на улице. Администрация 16 тысяч рублей выплатила. Не хватало на квартиру, и их отдал. Обещали, правда, мебель купить, диван и стенку. Пока не могу сам — получаю 12 000 рублей, с них долги раздаю».

Пожаров в поселке никогда не наблюдалось раньше: «Все на проводку говорят, но в одном доме ее так вообще не было, дома-то старые». И садик, по его словам, хороший был: всегда тепло, своя котельная.

«У чиновников нет проблем, а что меня оставили в этой… — останавливает себя мужчина. — Дом был, три комнаты, а тут как жить, сами подумайте. Вот как? Дочка растет, малявке 10 лет. Никто не помогает, наоборот, только гребут. Мне ничего не нужно, только бы материнский капитал оставили: девочка скоро школу заканчивает, учиться ей еще».

Из столицы с любовью

В отделение «Почты России», что стоит прямо у ворот ткацкой фабрики, работает Елена, ставшая очевидцем перепалки между Николаевым и Овчинниковым.

«Вышла на крыльцо, поскольку видела, что разговор ведется на повышенных тонах, чтобы в случае чего вызвать полицию, — вспоминает она. — А вот повода не знаю. Поджоги беспокоят: никто не мог понять, что происходит. За короткий период три дома сгорели. А уж когда ФАП — совсем худо стало. Сейчас в клуб перенесли, ужасно неудобно подниматься — туда проще не идти. Мне кажется, имеет место банальное хулиганство. Когда происходили поджоги? Осенью, в каникулы, а молодежи здесь много».

Елена отмечает: сказать, что жителей поселка забросили, «категорически нельзя». «Нормальные люди работают (о чиновниках. — Примеч. «Шторма»), такие же, как и мы, — говорит она. — Что-то недоделают, недоработают, а в целом — я как бывшая москвичка говорю, — хорошо. По сравнению с тем, что раньше было, стало значительно лучше».

Одиозная личность

«То, что к Николаеву относятся как к одиозной личности, — точно могу сказать, — делился один из собеседников «Шторма». — Людьми манкирует — махровый типаж 90-х годов. Хамливый, однозначно лоббирует интересы на уровне администрации. Знаю одно: женщины и мужчины, работающие с ткацкими станками, подвергаются чудовищному труду. Зарплаты выплачиваются серые, договоров на руках у людей нет, вот и остаются без денег».

Третье утро подряд мы проводим в Кировке. На фабрике нас останавливает подчиненная Николаева, пока тот бранится за дверью. Распахивается — быстро вылетают двое. Спустя пару минут выходит Николаев: лысоватый низкорослый мужчина, сжимающий между зубов дымящуюся сигарету. Приглашает.

— Присаживайтесь, че стоите? Вы, значит, свободные, а мы не свободные люди? Ходили вон по фабрике частной, телефон моей дочери достали!.. Кто дал

Ответ, что источников не раскрываем, мужчину рассмешил — и то хорошо.

— У меня сейчас коммунисты с Владимира приедут, за Грудинина агитировать… В числе совладельцев фабрики не указан? Так я ее арендую. Вы обо мне хоть че-то знаете?

Знаем, говорю: бывший депутат регионального Заксобрания.

— Я учился в академии, потом — в аспирантуре, преподавал. С Владимиром Владимировичем Путиным диссертация по экономике с одинаковым кодом, учителя одни у нас были. Он за мной там, потому что я — Н, а он — П. Пишут всякую грязь, налетела перхоть из-под ногтей... А знаете, чтобы стать депутатом, проверяет ФСБ, всю подноготную! У меня здесь, на кладбище, через километр, похоронены родители, дед, прадед. И меня здесь похоронят. Свобода и демократия — это не значит грязь собирать на всех.

Слово берет Ирина Геннадьевна — женщина из приемной, которой мы оставляли телефон. «Поднимите литературу всю: взяли фабрику после банкротства, поставили прядения. И Николаев был хороший, к нему все шли».

— Моя жизненная позиция такова: честь, семья, дружба и любовь — на первом плане, на втором — жизнь моя. Третье — свобода. Четвертое — карьера, и пятое только — деньги. Вот я ему и сказал, этому товарищу (имеется в виду активист Игорь Овчинников. — Примеч. «Шторма»), свои принципы. Спрашиваю: «Я на твоих детей наезжаю? За семью отдам жизнь и свободу!» А он это как угрозу воспринял. Приезжали люди, которые никакого отношения к округу не имеет этому. Моя дочь и сказала, что суют нос, куда не надо. А он мужик сраный, извините уж за мою эмоциональность, начал говорить всем: «Она мне угрожает». Ну че так, бляха-муха, позориться? Девчонка ему угрожает!

Александр Петрович подчеркнул, что денег у предприятия нет сейчас — кризис, «самим подавать надо».

— Никто сюда (в Кировку) не идет, приезжали к нам с Москва-Сити, писали бизнес-план на ближайшую «трехлетку». У меня медаль Наполеона есть, он, оказывается, развевал хорошо промышленность в Европе. Просто так ее не дают, наверное?

В Кировке «хотят они осиное гнездо сделать, нарыв берется где-то», предполагает Николаев. «Убрали не так давно главу районного, мол, слишком молод. Начался конфликт, закрыли детский садик. Но причин мало всякой нечисти, перхоти из-под ногтей, — неоднократно подчеркивает он. — Предлагаю детектор лжи, хотя бы направление следствие правильное возьмет».

Потом говорит про коммунистов, Маркса и «Капитал». Непонятно, за Грудинина он, что ли?

— Я? За Грудинина? — удивляется Николаев. — Нет! Какой он коммунист? Знаете, на каких трех китах базировался коммунизм? Отсутствие частной собственности, отсутствие веры в бога и религии. А они чего придерживаются?!

Леша спрашивает, можно ли сфотографировать хозяина фабрики. Напряженность спала, уступив место расслабленности.

— Да у меня бардак такой рабочий, — Александр Петрович устраивается в кресле, пока фотограф ищет ракурс, а потом обращается ко мне: — Что еще сказать, Алина? Не понравился я вам, напугал, наверное, с самого начала? Когда сказали, что с ткачами разговаривали, я и разозлился. Понимаете, глава администрации убрала главу района, начался конфликт. А вот по поводу детского сада: страшно туда малышей водить, там опасно. Приехали компетентные органы, закрыли, а обвинили депутата местного, дочку мою, не главу районного. Началась война, я тут с боку припеку оказался. Идет война там, а осиное гнездо, нарыв — здесь. Вот они его вьют. Идет причина конфликта, и никто не стремится садик сделать.

Стучатся в дверь — коммунисты приехали. Ирина Геннадьевна бросает:

— Не пойду, все равно не буду за коммунистов голосовать…

— Да ты не говори в открытую! — одергивает ее весело Николаев и снова поворачивается к нам. — Че напишете, так и буду по вам судить. Самое главное, когда вас будут уважать, чтобы не встречали так, как я. Прессу нужно уважать.