Перед тем, как предстать перед судом в Нюрнберге, прокуроры должны были убедиться, что 22 высокопоставленных нациста были вменяемы и могли нести весь груз ответственности, за совершённые во время войны преступления. К оценке их психического состояния были привлечены психиатры, и главным среди них был д-р Дуглас Келли. Вместе со своими коллегами, Келли провёл массу тестов и обнаружил несколько довольно удивительных фактов, которые заставили его усомниться в том, что военные преступники юридически были в здравом уме, но что доказать он никак не мог. Он также пытался найти оправдания их зверствам в их нездоровой психике, потому что считал что человек на такое не способен, но он ошибался.

Только в конце XX века советские военные ученые (психологи и психиатры) выявили общественно-опасное заболевание, получившее название социопатия, которая лишает человека нравственности, чувства сопереживания и совести. Такие больные хорошо замаскированы под нормальных людей, проявляют повышенные адаптивные свойства и ум. Однако эта направленность имеет эгоистический и античеловеческий характер. По мнению советских военных ученых (В.А. Чигирев, В.М. Воробьев, П.И. Юнацкевич) нацисты, руководители фашисткой Германии болели социопатией. Это заболевание считалось пограничным и психиатрические школы того времени не обращали серьезного внимания так называемым пограничным расстройствам.

В.А. Чигирев, В.М. Воробьев, П.И. Юнацкевич, решая практическую задачу выявления лиц, способных разрушить стратегические силы, определили, что к таким лицам относятся именно социопаты. Они маскируют свое заболевание. Свой цинизм, равнодушие, корысть прячут за показными качествами лояльность, верности руководителю органа военной или иной государственной власти. Затем проникают в этот орган, и разрушают его.

Рассмотрим признаки социопатии, которую не смогли установить американские психиатры, изучая фашистских преступников.

Мозговой яд Рудольфа Гесса

Дуглас Келли пишет, что его очень удивил заместитель фюрера Рудольф Гесс. Как позже он писал: "Меня поразила его абсолютная наивность."

К тому моменту, когда психиатр осмотрел Гесса, тот находился под стражей уже в течение примерно четырёх лет. Он, казалось, был искренне шокирован тем, что был взят под стражу и пытался доказать, что его медленно травили. Гесс начал собирать пищу, лекарства…, всё, что ему давали, упаковывал образцы в маленькие коричневые пакеты, герметизировал их воском и хранил для последующего анализа.

Попав в плен, он поначалу отказывался от пищи. Но проведя так целый день, он сдался и выпил молоко. Уже тогда подозрительный, он ел только с теми, кто охранял его, но когда позже у него случились обширные головные боли, он написал, что знает, что это было следствием того, что он был отравлен.

Гесс также писал, что его похитители были явно разочарованы, когда слышали в ответ, что он ничего не помнит. Он делал это так часто, что в конечном счете, по его словам, амнезия стала реальной, и, скорее всего, помогла ему наряду с тем, что он назвал «мозговым ядом».

Его уверенность, что он был отравлен, увеличилась, когда содержание под стражей затянулось. Гесс думал, что в его пище были кости и осколки, а в его белье – порошки, чтобы вызвать сыпь. Он утверждал, что его кожа на внутренней полости рта была стертой и что от боли в животе ему было настолько плохо, что пришлось соскрести и съесть известь со стен своей камеры для облегчения боли. Он продолжал верить, что мозговой яд разрушает его память всё больше и больше даже когда швейцарский посредник проверил его еду и сказал, что с ним не происходит ничего плохого и еда была абсолютно безопасной.

Давая краткую характеристику Гессу, британский историк Питер Пэдфилд писал: «Идеалист» – этим словом характеризовали Гесса на протяжении всей его карьеры. Причина, по которой Гитлер завладел всеми его помыслами, заключалась, по-видимому, в том, что выражаемые будущим диктатором мысли были созвучны идеалам Рудольфа, почерпнутым от «Общества Туле», в добровольческом корпусе и от старых «фронтовых товарищей». Ими, казалось, была пропитана сама атмосфера его мюнхенского круга общения, отягощенная утратившим иллюзии национализмом и ужасом большевизма. Гитлер появился как воплощение мечты Гесса».

Более полную картину того, какое место Гесс занимал в руководстве Третьего рейха, обрисовал в своих показаниях от 23 февраля 1948 года его бывший адъютант, оберфюрер СА Карл-Гейнц Пинтш: «Гесс, несомненно, оказывал огромное влияние на развитие ее агрессивной политики. Это свое влияние Гесс осуществлял практически через свой штаб, являвшийся высшей руководящей инстанцией НСДАП.

Гессу подчинялись рейхслейтеры, гаулейтеры и руководители массовых организаций НСДАП. Согласно изданному Гитлеру в апреле 1934 года закону, государство подчинялось партии. Тем самым ни один законопроект не мог быть представлен отдельными министрами Гитлеру без одобрения Гессом. Без согласия штаба Гесса не мог быть назначен или повышен в должности ни один высших чиновников… Штаб Гесса оказывал свое влияние и на вооруженные силы, внедряя национал-социалистический дух в армию и устраняя политически неблагонадежных высших командиров.

Влияние штаба Гесса на внешнюю политику осуществлялось через фон Риббентропа, который с 1934 года был постоянным референтом в штабе Гесса по внешнеполитическим вопросам… Кроме этого влияние на внешнюю политику осуществлялось штабом Гесса и через подчинявшееся ему Внешнеполитическое управление НСДАП (руководитель Розенберг). Послы, посланники и высшие чиновника министерства иностранных дел должны были утверждаться штабом Гесса.

Благодаря тому обстоятельству, что Гиммлер по партийной линии подчинялся Гессу, штаб Гесса мог контролировать также и деятельность СД (Имперская служба безопасности) в Германии и за границей и давать ему специальные задания. Адмирал Канарис, начальник военной разведки «Абвера», был обязан лично докладывать Гессу о всех важных материалах, добытых военной разведкой.

Кроме того, штаб Гесса имел специальных агентов за границей, регулярно информировавших его о политическом положении в соответствующих странах…

Штабу Гесса далее подчинялись: разведывательная служба Зарубежной организации НСДАП, руководителем которой являлся гаулейтер Боле, а также разведка Внешнеполитического управления НСДАП, руководимого Розенбергом».

Пинтш также назвал имена иностранных журналистов, агентов Гесса, в их числе британских журналистов Джорджа Уорд Прайса, майора Сирила Бентама Фелла, американского журналиста Карла фон Виганда и ряд других.

Таким образом видно, что Гесс являлся влиятельной фигурой и резкая деградация такой личности в игру под названием «Мозговой яд» является социальной маскировкой Гесса.

Именно Гесс был основным инициатором установления тесных контактов с Великобританией. Как ветеран Первой мировой войны, он хорошо помнил ее уроки, а именно – всеми силами избежать войны на два фронта. Для того, чтобы обеспечить себе свободу рук на Востоке, Германии необходимо иметь прочный тыл на Западе.

По этому поводу Пинтш показал: «Гесс своей особой задачей ставил всеми доступными ему средствами добиться, если не военного союза Германии с Англией против России, то хотя бы нейтрализации Англии». Для налаживания контактов с влиятельными политическими кругами Великобритании Гесс еще с 1934 года использовал известного германского ученого, генерал-майора, профессора Карла Хаусхофера. К тому же Гесс являлся его учеником в студенческие годы.

В том же 1934 году Хаусхофер организовал в Берлине на частной квартире Гесса встречу с шотландским аристократом, военным летчиком Дугласом Дуглас-Гамильтоном. После встречи Гесс в присутствии Пинтша говорил о том, что «влиятельные политические деятели Англии благосклонно относятся к политике национал-социалистической Германии на востоке Европы». В 1935 году, по словам Пинтша, в Берлине Гесс встретился с английским газетным магнатом лордом Ротермиром и с тех пор между ними установилась активная связь.

В 1937 году в Мюнхене Гесса посетил адъютант фельдмаршала герцога Коннаутского, дяди короля Георга VI, майор Фицрой Файерс, который несколько дней гостил в особняке Гесса. В 1938 году Пинтш сопровождал Гесса в Гамбург, где он имел встречу с владельцем известного английского банка «Джон Генри Шредер» – Бруно фон Шредером, который, по словам Гесса, «успешно выступал в финансовых и политических кругах Англии за поддержку гитлеровской агрессивной политики против советской России».

К германофильским кругам в Великобритании относились герцог Бедфордский, сэр Ллойд-Джордж, бывший министр финансов лорд Саймон, известный дипломат Вильям Стрэнг и многие другие. При посредничестве Бруно фон Шредера в мюнхенском особняке состоялась встреча Гесса с герцогом Виндзорским (бывшим королем Эдуардом VIII).

Через посредничество профессора Хаусхофера Гесс установил тесный контакт с бывшим верховным комиссаром Лиги Наций в Данциге, позднее председателем общества Международного Красного Креста, швейцарским профессором Карлом Буркгардтом, имевший влиятельные связи в британских политических кругах.

Говоря о проанглийских симпатиях Рудольфа Гесса, Питер Пэдфилд писал: «Главная цель Гесса во внешней политике, от начала и до конца совпадавшая со стратегией Гитлера, состояла в установлении дружбы с Британией. Это было необходимо для создания надежного тыла и нейтрализации Франции на время, когда германские армии для завоевания жизненного пространства и искоренения большевизма будут рваться на Восток».

О роли Рудольфа Гесса в установлении контактов между германскими и британскими политическими кругами в предвоенный период рассказал 21 мая 1946 года в собственноручных показаниях «Англо-германские отношения» немецкий дипломат Карл Клодиус: «…В Германии также и среди руководителей национал-социалистической партии были сторонники сближения с Англией. В первую очередь здесь следует назвать Гесса, который вырос в Египте и хорошо знал английский склад ума и располагал впоследствии влиятельными связями в Лондоне… Когда Гесс улетел в Англию, то, конечно, очень много дискутировали о том, не получил ли он все же секретное задание от Гитлера. Но я ничего подлинного об этом не слышал. Наоборот, в то время рассказывали, что адъютанты, которые помогали ему при «бегстве», были, якобы, арестованы и, по-видимому, даже расстреляны. Об этом мне также ничего подлинного не известно».

Другой немецкий дипломат, оберфюрер СС Вильгельм Родде, был лично знаком с Гессом, и был, как он сам рассказал следователям, его «товарищем по школе». На допросе 20 апреля 1945 года он рассказал о своей деятельности в середине 1930-х годов в Лондоне по установлению связей между промышленниками Великобритании и Германии. Так, на вопрос следователя назвать английских подданных, которые помогали в его работе, Родде сообщил: «…К числу этих лиц я могу отнести Самуэль Хорь, редактора газеты «Дейли Мейл» – Прайс, лорда Ротермир, лорда Хартвуд, промышленников – лорда Брэнд (банкир), Райнекс, Фрэнки Холледен, писателя Флеминг, а также лорда Гамильтон, с которым я познакомил в 1936 году Гесса, и на помощь которого Гесс рассчитывал, улетая в 1940 году в Англию».

Обратим внимание, что «писатель Флеминг» – это автор знаменитых романов о Джеймсе Бонде, а в ту пору – офицер британской разведки. Отсюда можно сделать вывод, что «Сикрет Интеллидженс Сервис» была в курсе «миссии Гесса». Кроме СИС в Великобритании была еще одна спецслужба, детище Уинстона Черчилля, – «Служба специальных операций» (СОЕ), которая сыграла свою роль в истории с Гессом. Обе эти спецслужбы в определенной степени конкурировали друг с другом.

В плане данного разговора о британо-германских отношениях нелишним будет привести фрагмент из собственноручных показаний генерал-фельдмаршала Эвальда фон Клейста от 27 января 1951 года о беседе с Адольфом Гитлером, состоявшейся сразу же после разгрома в мае 1940-го британской армии под Дюнкерком.

Будущий фельдмаршал высказал фюреру свое недоумение по поводу того, что ему не дали окончательно разгромить англичан и их союзников: «Война с Англией и Францией начинается 10 мая 1940 года. 20 мая война выиграна в оперативном отношении. Занимаются Па-де Кале, Булонь, а затем Дюнкерк. Бельгийская армия капитулирует, французская армия, которая должна на севере Франции прикрывать отход англичан, берется в плен. Англичане бегут. Германская армия перегруппировывается, чтобы наступать через Сомму и Эн для нанесения удара в тыл Мажино и на юго-запад. Гитлер желает говорить со мной на аэродроме Камбрэ. Он прибывает из 4-й армии (командующий Клюге), дислоцированной в Аррасе. Я докладываюсь. Он: «Выражаю вам мою особую признательность». Я: «Я недоволен, англичане не должны спастись». Он: «Я задержал вас на канале Святого Альберта потому, что не хотел посылать танки в болота Фландрии. Английская армия спаслась ведь на своих судах буквально в голом виде. В этой войне она нам уже ничего больше не сделает». Может быть, он думает заключить с Англией мир? В таком случае это может быть легче добиться от гордого Альбиона теперь, чем это было бы после позорного поражения, подумал я в то время…».

Выводы американских психиатров, исследовавших лидеров фашистской Германии оказались удивительными. Все нацисты не имели и намека на наличие творческого потенциала. Когда Келли и Гилберт объявили свои выводы, психолог по имени Молли Харроуер попыталась получить результаты тестов для рассмотрения группой независимых экспертов, но никто не захотел связываться с нацистами. Только 30 лет спустя она смогла провести повторное исследование. Ничего нового она не открыла и только подтвердила результаты первого исследования.

В 1989 году было проведено другое сравнение, где сравнили восемь военных преступников (тех, кто получил смертный приговор) со случайной группой из 600 других участников. Это сравнение дало немного другой результат, показывая вероятность шизофрении у Гесса и наличие того, что можно назвать "искажением реальности" у других.

Келли и Гилберт снова и снова опрашивали нацистских преступников, глядя на их ответы через призму своих знаний в психологии. Но был ещё один человек, Говард Триест, которому было поручено чтение почты и цензура и, при необходимости, оказание помощи в опросах и переводе.

Его точка зрения в корне отличается от мнения вышеупомянутых специалистов. Немецкий еврей, Триест, когда он и его семья жили в Мюнхене, был известен как Ханс Хайнц Триест. Когда его практика не нашла поддержки у режима, он был отправлен в Америку. Остальным членам его семьи не так повезло: его сестра, Марго, нашла убежище в Обществе помощи детям, но его родители погибли в концлагерях.

Триест в конечном счете обустроился в Америке, где жил с дядей до возвращения в Германию, чтобы сражаться на стороне союзников. Принятый на работу в качестве переводчика, его уже собирались отправлять обратно в Штаты, когда он получил назначение в Нюрнберг. Там он столкнулся лицом к лицу с людьми, которые приказали убить его семью.

В частности, он вспомнил Стрейчера, который подружился с ним и впечатлился от якобы чётко арийских особенностей Триеста, в то время как Стрейчер всегда хвастался, что может почувствовать запах еврея за километр. Триест лицом к лицу встретился с комендантом Освенцима Рудольфом Гессем, который гордился тем, что убил три миллиона человек вместо требуемых двух миллионов.

История Триеста предлагает совершенно иной взгляд на психологию опрашиваемых в Нюрнберге нацистов – взгляд выжившего. Когда его спросили, как он не убил тех, кто убил его семью, когда у него был шанс, он ответил, что ему было достаточно стоять перед ними, зная, что они потеряли. Триест открыто говорил о коллективной амнезии, которая, казалось, прошла по всем гражданам страны, когда он встречался с бывшими знакомыми, с которыми он прожил бок о бок не один год.

Психологи очень хотели понять чем и почему верхушка нацистской Германии оправдывала себя за такую нечеловеческую жестокость. Хоть юридически все высшие офицеры нацисткой Германии были признаны здоровыми и пригодными для судебного разбирательства, с мотивами было намного сложнее.

Келли считал, что появление подобных людей было результатом «социально-культурной болезни». Гилберт, с другой стороны, думал, что все они были так запрограммированы на подчинение приказам, что любой индивидуальный разум или личность переопределялись слепой преданностью.

Внешне ни один нацистский офицер не показывал признаков того, что он склонен к насилию, и многие, отдав приказы на убийство тысяч людей, вечером спокойно шли к своей семье и были очень хорошими отцами. Даже Рудольф Гесс, комендант Освенцима, выказывал нечеловеческое чрезмерное безразличие к содеянному, хоть и признавал все акты жестокости. Гесс утверждал, что он считал, что всё делал правильно и подчинялся приказам. Когда его спросили, не беспокоят ли его воспоминания о тех, кто умер по его приказу и нет ли у него кошмаров о камерами смерти с телами убитых, его единственный ответ был: «Нет, у меня нет никаких таких фантазий. Я очень хорошо сплю».

Удивительно, но перед казнью, все нацисты верили, что всё делали правильно. Ганс Франк попросил Бога, чтобы тот был милостив и был благодарен за хороший уход в тюрьме. Риббентроп просил о единстве и мире для Германии. Писатель и философ Альфред Розенберг просто отказался от возможности произнести последнее слово. Стрейчер кричал «Хайль Гитлер», а Кальтенбруннер поведал о любви к своей стране и сожалел, что Германией не управляли военные. Даже их казни ничего, по сути, не изменили.

Вывод, что личность нациста не существует и все эти люди были нормальными, стал одним из самых страшных выводов. Результаты тестов IQ, которые показали, что все немецкие офицеры имели интеллект выше среднего, были настолько, казалось бы, немыслимы, что поначалу американцы отказались предоставить эту информацию общественности. Позже Ханна Арендт придумала фразу «банальность зла», чтобы проиллюстрировать зло, которое родится не из вредоносного желания, восторга от убийства и смерти, или даже подавляющей ненависти, а рождается намного, намного скучнее - от бездумной нормальности делать то, что говорит хозяин.

Келли надеялся найти определенные маркеры, которые указывали бы на подобные проблемы в будущем, но ничего найти не смог. В конце концов, он ушёл из психологии и полностью сместил профессию.

Он писал: «Я уверен, что, даже в Америке, есть люди, которые спокойно перелезут через трупы половины американского общества, если бы они могли получить контроль над другой половиной».

Прежде, чем его казнили, Герман Геринг покончил жизнь самоубийством, приняв цианид. В его записке сказано, что он бы смирился, если бы их расстреляли, но он не мог принять виселицу.

Это было в 1946 году и странно, что последствия этого почувствовались в первый день Нового 1958 года на другом полушарии. Келли, которому было 45 лет, готовил ужин для своей жены, отца и троих детей. Келли обжёгся, и, по воспоминаниям его сына, стал плакать. Спустя несколько мгновений Келли был на лестнице, с пеной у рта, держа в руке флакон с остатками белого порошка.

До этого момента всё казалось нормальным. В канун Нового года они сходили на вечеринку, только что купили новый цветной телевизор, и Келли только что привёл отца, чтобы все они могли посмотреть матч. Позже сын Келли рассказал, что помнит человека, как скрытого алкоголика, который регулярно подумывал о самоубийстве и регулярно страдал от перепадов настроения.

Самоубийство главы, оставило шрам на всей семье. Сын Келли был женат четыре раза, десять лет бродил по всему миру и так не нашел призвания. Жена Келли просто не хочет говорить на эту тему и закрылась от всего мира. Совсем недавно содержимое коробки, которую Келли забрал домой из Нюрнберга и хранил все эти годы, отдали Джеку Эль-Хай для того, чтобы тот нашёл в нём хоть какую-то подсказку. Никто до сих пор не может ответить на вопрос: "Почему главный психолог Нюрнберга совершил самоубийство способом, очень похожим на способ, который избрал для себя Герман Геринг? И почему они были так близки во время процесса в Нюрнберге?" В своей книге Келли высоко оценивал самоубийство Геринга как поступок человека, который сам распоряжается своей судьбой.

Это - тревожный эпилог к одному из самых позорных, в истории человечества, испытаний, которое оставило больше вопросов, чем ответов.

Производя анализ суицида Келли, П.И. Юнацкевич установил, что Герман Геринг заразил своей социопатией Келли. Возникло наведенное состояние социопатии, которое завершилось подражанием суициду Германа Геринга с применением такого же отравляющего вещества.

Для работы с социопатом требуется не только квалификация психиатра и психолога. Нужно иметь научное нравственное мировоззрение, которое и защищает от наведенной социопатии.

Обобщая результаты своего психолого-психиатрического анализа суицида Келли и Германа Геринга, П.И. Юнацкевич пришел к выводу, что в системах дошкольного и начального школьного образования нужно с ранних лет у детей с помощью определенных методик формировать нравственное мировоззрение, основанное на освоении нравственного правила III-C: не вредить себе (С1), соседям (С2), среде обитания (С3) ни мыслью, ни словом, ни делом; созидать для себя, соседей, среды обитания мыслью, словом, делом.

Это будет защищать новые поколения людей от наведенной социопатии, и мир больше не узнает, что такое фашизм, нацизм, терроризм, экстремизм. Убийство человека человеком станет невозможным.

@ИСТОЧНИК